Заказать книгу почтой: ПД-1739, 40х40 см Набор для вышивания Panna "Подушка. Часовые любви", арт.

Новые работы 2003—2006

В текст вводилась оценка того, что совершалось по велению государства и не могло по регламенту подвергаться альтернативной оценке, появилось и вполне новое для советской поэтической публицистики утверждение того, что судит не абсолютная идея, заведомо непогрешимая, а люди, способные испытывать муки совести и т.Pд. Я судил людей и знаю точно,что судить людей совсем не сложно только погодя бывает тошно[192] Автоироническая, играющая советскими штампами концовка типична для «срывающей маски» поэтической публицистики середины и второй половины 1950-х: Опыт мой особенный и скверный как забыть его себя заставить?Этот стих ошибочный, неверный.Я не прав.Пускай меня поправят. Это стилистический тон, заданный поэмой Твардовского «За далью даль», особенно главой «Литературный разговор» (1953): На стройку вас, в колхозы срочно,Оторвались, в себя ушлиИ ты киваешь:PТочно, точно,Не отразили, не учли[193] Ставшие крылатыми в те годы строки: Отсталый зам, растущий предИ в коммунизм идущий дед[194] Выделим важную черту поэтической работы Окуджавы, отличную от опыта Слуцкого и не только его: он останется чуждым этой игре с советскими штампами; он облагородит и насытит лирикой и патетикой штампы армейские: «Часовые любви Часовым полагается смена», «я дежурный по апрелю».[195] Слуцкий в первом, уже цитированном нами сборнике 1957 года придавал идя за Маяковским звучность бюрократическим словам и синтагмам ...»